Александр Поскребышев

Выступление пианиста Андрея Коробейникова и Государственного симфонического оркестра Удмуртии под управлением Николая Роготнева в Ижевске и Воткинске раскрасило афишу 60-го фестиваля искусств «На родине Чайковского». Два фортепианных концерта под третьим порядковым номером Бетховена и Рахманинова сложились в запоминающуюся программную «монограмму» «3&3». При этом единственный эксклюзив Андрей Коробейников дал для обозревателя «ДЕНЬ.org».

Удержание огня в «сжатой пружине»

По мнению пианиста, в Третьем фортепианном концерте Бетховена слышатся аллюзии с его Третьей и Пятой симфониями.

— Это «центральный» Бетховен, в музыке которого уже есть «скрытый огонь». Поздней этот огонь вырвется наружу в Пятой симфонии и Пятом фортепианном концерте. А Третий концерт — это музыка «сжатой пружины», «вулкан» Yellowstone, внутри которого клокочет колоссальная энергия! И перед музыкантами стоит сложная задача, состоящая в том, что эту энергию нужно выразить, но при этом «удержать кипение», — бегло пересказав «суть» бетховенского концерта, Андрей Коробейников выражает ощущения от рахманиновского. — В нем много ностальгии, «потока», за которые мы очень любим этого композитора. Здесь он как будто начинает движение по русской дороге и «растекается мыслью по ностальгическому древу». Исполнитель и слушатель попадают в настоящую ностальгическую волну, и под эту музыку очень хорошо думать о прошлом в романтических тонах.

Концерты — личные симфонии композиторов

«Набирая номера» фортепианных концертов в репертуар, Андрей Коробейников берет широкую временную «октаву», начиная от Баха и заканчивая Шнитке.

— Потому что именно в фортепианных концертах композиторы выражали, пожалуй, самые сокровенные свои мысли и чувства, — полагает пианист. — Как мне кажется, фортепианный концерт — это личная симфония. Если «просто» симфония — жанр более объективный, то в концерте больше субъективного — соло рояля и симфонизм. Это все равно что взаимоотношения «человека и мира». Наверное, поэтому у всех гениальных композиторов фортепианные концерты стали жемчужинами творчества. Я считаю, что пианистам крупно повезло, — за что ни возьмись, повсюду гениальная музыка!

Дух против абсолютизации текста

Результаты большинства международных марочных музыкальных конкурсов субъективны не меньше «личных симфоний». Кстати сказать, многие меломаны «открыли» Андрея Коробейникова относительно недавно — после XV конкурса Чайковского два года назад. Причем «вылет» незаурядного пианиста после первого тура стал одной из негативных конкурсных сенсаций.

— Мне всегда очень хотелось сыграть в Большом зале Московской консерватории. Это было интересное состояние на сцене, — признается собеседник. — Тем более что шла интернет-трансляция, и было приятно, что многие люди услышали мое выступление, вызвавшее вскоре дискуссии по поводу интерпретации Бетховена и других композиторов. А все остальное на конкурсе стало для меня мелочами жизни…

В отличие от вердикта экспертного жюри многие слушатели в своем online- голосовании не только «провели» Андрея Коробейникова во второй тур, но и поставили его на единоличную лидерскую позицию.

— Любое соревнование в искусстве условно, — спокойно напоминает пианист.

— Но согласитесь, что оценочная категория «нравится — не нравится» характерна для зрителей или репортеров. Экспертам «прятаться» за эту любительскую оценку по меньшей мере странно. Хочется услышать взвешенный аргументированный анализ.

— Здесь можно спорить бесконечно, потому как любая интерпретация от исполнителя является вещью достаточно свободной. Она бывает убедительной либо наоборот. Хотя когда слушатели «голосуют ногами», то в их мнении сохраняется некоторая справедливость, — усмехается Андрей Коробейников.

— А как вы отреагировали на «намеки о засуживании»: «Коробейников — ученик „не того“ мастера».

— Андрей Диев дает свободу творчества, и поэтому ученики у него яркие и разные. Андрея Борисовича можно поздравить с этим, ибо есть выдающиеся профессора, все ученики которых выходят «клонами учителя», — смеется ученик Диева.

— Не зря же Генрих Нейгауз был против «выпуска маленьких нейгаузят».

— Взять хотя бы двух учеников Нейгауза — Святослава Рихтера и Эмиля Гилельса. Это же две разные вселенные! Поэтому я выступаю против академизма, приводящего к «общей музыкальности» без конкретики. Я стараюсь не играть ничего с «общей музыкальностью». Открывая ноты, я смотрю в музыкальный текст, пытаясь понять логику его формирования.

— Это означает, что вам присуще не только исполнительское, но и композиторское и дирижерское понимание музыки. Можно сказать, что за нотами вы видите нечто большее, чем черный значок на белом листе.

— Здесь надо отметить, что многих музыкантов моего поколения система всех этих конкурсов и экзаменов подталкивает к тому, что они начинают абсолютизировать текст, а не дух произведения! Эта система начинает вырабатывать «общую игру». Конечно, они стараются играть эмоционально, но я, как слушатель, могу почувствовать, прожиты эти переживания через собственный внутренний мир или это основано на той самой «общей музыкальности». Ведь надо еще позволить себе свободу в выражении ощущений. Поэтому нередко народ не играет, а занимается «крючкотворством», простецки набирая черно-белый текст. А ведь музыкальный текст — это тоже интерпретация. Композиторы на ходу решают, как им ее выразить. В то же время зачастую они оставляют простор для интерпретаций других исполнителей. Прочувствовать и даже понять эти «просторы» можно лишь тогда, когда ты узнаешь, какой сюжет в жизни привел композитора к сочинению этого произведения.

Стихи «Живаго-поэта» и любовь к тельняшкам

Впервые побывав с виртуальной экскурсией на сайте Андрея Коробейникова, наш журналист увидел на веб-странице оригинальный лаконизм, тонкое чувство юмора его «хозяина» и… печальную самоиронию.

Картину печали «рисовала» небольшая подборка авторских стихов.

— Но у меня есть и другие стихи, светлые, радостные, — с открытой улыбкой отзывается пианист и поэт… с юридическим образованием. — Борис Пастернак дал нам, всем графоманам, возможность быть поэтами. Я даже выдумал для себя название «Живаго-поэт». Но в случае с Живаго у доктора получались гениальные стихи, потому что за него писал Пастернак. Специально я стихи не пишу. Они приходят ко мне из «выдающихся» состояний — из бурной радости или грусти. Хотя иногда приходят строчки, совершенно не связанные с твоим состоянием, диктуя мне, «что будет дальше». Не зря же Василий Аксенов говорил, что он не знал, что будут делать его герои. Писатель хотел одного, а его персонажи поступали иначе. Они «обманывали» автора, меняя развязку. А как был прав Саша Черный?! «Когда поэт, описывая даму, / Начнет: „Я шла по улице. В бока впился корсет“, — / Здесь „я“ не понимай, конечно, прямо — / Что, мол, под дамою скрывается поэт. / Я истину тебе по-дружески открою: / Поэт — мужчина. Даже с бородою».

— Ваше фото в тельняшке на сетевой страничке — это нарочитая «провокация»? На ней вас можно принять совсем не за пианиста.

— Нет, это не провокация. Просто я очень люблю тельняшки и не переношу на дух лицемерия, — снова улыбается Андрей Коробейников. — Прошу прощения за сленг, но он здесь будет точен: понты мне чужды. Я против элитарного снобизма как со стороны артистов, так и со стороны слушателей. Надо оставаться простым человеком и стараться хорошо делать свое дело. Суть человека не в его происхождении, а в том, каков он по отношению к людям, к миру и тому, что он делает.

На скамейке запасных в «команде Гилельса»

В отечественном пианизме раньше ходила забавная байка о том, как Рихтер и Гилельс «захотев сыграть…  в футбол, набирали пианистов в свои команды».

Фантазируя на заданную «футбольную тему», Андрей Коробейников, между прочим, болельщик «Спартака», осторожно «записал» себя в «команду Гилельса».

— Признавая гений Рихтера, скажу, что довольно часто Святослав Теофилович «играл себя» и восприятие его игры у слушателей зависело от того, попадало ли исполняемое произведение в резонанс с энергетикой пианиста или нет. Исполнитель, понятно, личность, но над всем этим есть еще композитор, и музыканту, как и актеру, надо уметь меняться. Поэтому я бы предпочел «сыграть в команде Гилельса» — меня трогает его удивительная человеческая теплота и человечная интонация. И если бы «тренер» этой команды Сергей Рахманинов подпустил меня поближе к основному составу и мне удалось бы немного «посидеть на скамейке запасных», я был бы счастлив. Я с теми, кто дает теплоту от сердца и магическое воздействие, которым обладал, к примеру, Владимир Софроницкий. А вот когда музыкант играет «от головы», с доминантой интеллекта, меня не покидает ощущение, что я нахожусь внутри выстраиваемой кристаллической структуры. А музыку надо играть задушевно, отдаваясь самому искреннему чувству, потому что она, музыка, все скажет сама и в ней не надо ничего выстраивать…